— Нет, Лаик. Мы не будем стоять над миром. Не все так просто. Иначе первый же человек, открывший эту книгу, навсегда закрыл бы коконы; а люди не ушли бы от Слов зашедшего сюда варка. Ты хочешь покорить вселенную, напугав ее запертой книгой?… Зачем заперли ее, Лаик?…
Я не давал ей отвернуться, и кричащая пустота в глазах ее съежилась и отступила.
— Прости, Эри. Наверное, я теряю земное быстрее, чем ты. Ищи Слово.
…а Слово Последних оказалось простым и совсем коротким.
— Ты согласна?
— Да. Прямо сейчас?
— Сейчас. Иначе сил не хватит заглянуть в открывшуюся пропасть.
— Нас убьют…
— Нет. Мы снова будем отбрасывать тень, и зеркальное стекло подарит нам отражение. Знаки не будут властны над нами, и смерть…
— Променять Вечность на смерть?
— Да. Я уже не хочу этого, я боюсь жизни — и я произнесу Слово Последних во имя последнего человеческого во мне.
— Говори. Бунтующий варк кричит во мне, но я иду с тобой…
Слово было совсем коротким.
И плыли они без конца, без конца,
Во мраке — но с жаждою света.
И ужас внезапный объял их сердца,
Когда дождалися ответа.
Дверь захлопнулась, и меня, бросившегося к ней, отшвырнул нестерпимый жар Знака — вновь начертанного, вновь! — отшвырнул через доски и железо, как взрослый сильный человек легким пинком вскидывает в воздух надоедливого щенка.
— Расслабься, приятель, — донесся до нас ровный удовлетворенный голос. — У вас будет время для этого. Я скоро вернусь. Но не настолько скоро, чтобы…
— Открой, мерзавец! — губы Лаик задрожали в бессильном бешенстве. В ответ прозвучал издевательски спокойный смех. И смех этот, победоносный и торжествующий, сорвал во мне неведомую плотину — я вспомнил все! Я снова тонул в страхе и недоумении, — и в понимании третьего, нездешнего мира, тех девяти ночей, когда испуганная Лаик ждала меня меж плит — а я тонул, тонул в жалости и зове крови, и первом вкусе ее во рту; стыд, жгучий стыд, мелькание калейдоскопа лиц, кол, целящий в меня, шорохи ночи, и встающее палящее солнце, и чужой, незнакомый дождь, болтающий ногами на причудливо изломанных ветвях дерева без имени… И слова, слова, услышанные там, где не нашлось места ни для Верхних, ни для моей Лаик:
— И быть может, через годы, сосчитав свои владенья,
Я их сам же разбросаю, разгоню, как привиденья,
Но и в час переддремотный, между скал родимых вновь
Я увижу солнце, солнце, солнце, красное, как кровь…
Я вспомнил все — и смех за дверью, хотя не было его в моих девяти ночах.
Это был смех Би.
Книга лежала перед Лаик, и взгляд ее висел над мерно шелестящими страницами, Белый взгляд, растворяющий зрачки в снегах, и живое лицо смотрело глазами статуи. И когда губы ее шевельнулись, заунывная тягучая волна Серого Зова захлестнула притихшие коридоры, прибоем вырываясь на свободу, затопляя округу — волки в глубинах леса приподнимали головы, прислушиваясь к Зову, шуршали в нишах перепончатые крылья визжащих нетопырей, тысячи тоненьких лапок поворачивали свой бег, и горе людям, вставшим по ту сторону двери!..
Би, друг мой, враг мой, ты держишь в руке конец моей цепи, я не отбрасываю тени, ты — тень моя, и мертвые идут за нами — Шор, мама, Ларри, солдаты… Не надо, Би, не надо благородных жестов, не отказывайся от своей доли, бери часть этих смертей; я, варк, мог бы дать им Вечность, но они не взяли ее, а ты… Ты недостоин Вечности!
А я? Я — достоин? Что встает во мне — человек, жаждущий мести, или ночной варк, жаждущий крови? О небо, как же мы близки…
Погоди, Эри… Почему — варк? Ведь я же прочел Слово Последних. Прочел… И — ничего. Последние… Кто они — Последние?…
— Последними называют Девятку Верхних, — отчетливо произнесла Лаик.
— Но тогда… Лаик, это Слово не властно над нами! Оно имеет власть лишь над вошедшими в Девятку! Лишь Верхний варк может снова стать человеком…
— Ты прав, Эри. Я знала это, едва заглянув в Книгу. Уже теперь человек в нас слаб и беспомощен. Дойдя до Последних — если нам вообще удастся подобное — мы убьем всякого, кто осмелится предложить нам стать людьми. Сейчас мы не можем воспользоваться Словом Последних.
Но когда мы сможем — мы НЕ ЗАХОТИМ!..
За дверью шуршали крысы, но их было еще слишком мало.
— Тогда, Лаик, мы найдем человека. Человека, которому мы доверим Слово, и он забудет его надолго, может быть, навсегда — но когда он встретится с двумя Верхними, вышедшими на охоту за ним, и у охотников будут знакомые имена — он вспомнит Слово Последних и прочтет его над нами. Если не умрет раньше.
— Никто не пойдет на такое.
— Почти никто. Но никто и не пошел бы на добровольную потерю всего человеческого — чтобы стать человеком! Нет, это не надежда, это тень надежды варка, не отбрасывающего тени. Молись, Лаик, чтобы твои Верхние не заметили этой тени — когда мы придем с повинной.
— Мы придем не каяться, Эри. Возвращение бледного варка… Ты спросил меня, когда мы вошли сюда — почему заперли книгу? Посмотри на нее…
Я всмотрелся в книгу — и ничего не увидел.
— Нет, Эри, не так. Посмотри изнутри.
…Тьма. Словно все самые древние силы нижнего мира сплелись в бездне шевелящимся клубком живого первобытного мрака; Слова, Знаки, слишком много, слишком жутко для хрупкости бумаги — сгусток непроглядной ожидающей ночи!..
Книга жила, ком мерзейшей мощи природы, спрут тайных знаний, стремящийся вырваться из толщи скал и тройных заклятий; вырваться, выползти через своих владельцев — своих рабов! И вырываясь, она убивала, разрывала знающих, как рождаемый гигант рвет чрево матери.