— Это человек! — повторил почти столь же огромный черный дракон.
— Ну и что? — драконесса переводила яростный взгляд с одного на другого. — С каких пор мы судим по виду?
— С момента обнаружения этой планеты. — мрачно ответил черный дракон.
— Нет! — рявкнула на него драконесса. — Мы не должны уподобляться им!
— Почему? — спросил синий. — Чем мы хуже?
Фиолетовая драконесса распахнула сверкающие крылья на пятнадцать ярдов в стороны, и негромко ответила:
— Мы лучше.
Я стою в каюте, где еще чувствуется приятный запах. На иллюминаторе видны восемь глубоких царапин, похожих на шрамы. Там, снаружи, удаляется Земля. Мой дом. МОЙ дом!
И никогда я не стану беженцем — я, вампир Тиррен. Я — житель Земли.
И я вернусь к тебе, Земля. Я вернусь домой.
— Я вернусь, Вулф. — слышу я свой голос. — Я вернусь. Слышишь? Дай только воспитать твоих детей как следует… И я вернусь.
Шрамы на прозрачной стали разбивают вид голубой планеты, как потоки дождя весной.
Ведь не только осенью идут дожди.
КОНЕЦ
— Он там. — уверенно сказал ведьмак. Меч с шелестом покинул ножны.
— Ждите, я скоро.
Оборотень, загнанный в пещеру без выхода, не сопротивлялся. Он упал на колени, зажмурился и ждал удара мечом. Ведьмаку было его жаль.
Но он нуждался в деньгах.
Шел дождь, надоедливый, как помехи в радиоприемнике. «Дворники» время от времени стряхивали с лобового стекла рябь капель, но дождинки тут же налипали снова, сливались в водяные дорожки, и казалось, что это оживало само стекло, грозясь сползти на капот вместе с холодными струйками. Радио со скрипом и треском пело о счастливой любви, и песня не вписывалась в мокрый пейзаж. Серела, сплетая деревья в единое целое, лесозащитная полоса. Местами ее прорывали раздавшиеся бока полей, такие же серые и унылые. Веером брызг разлетались попавшие под колеса лужи. Дождь шел. Радио пело. Счастливая любовь… разве что лишь она могла отвлечь от серой дождливой тоски, надсадно бьющейся в окна.
Мужчине, сидевшему за рулем, было чуть больше тридцати. Он был почти красив и кое-чего в жизни уже добился. Правда, за этот минимум, дающий возможность не опасаться за завтрашний день, пришлось заплатить свободным временем, которого не хватало для устройства личной жизни. Короткие воскресные вечера и не слишком долгие отпуска дарили иногда случайные знакомства, но ни одно из них не стало достаточно серьезным — опять-таки из-за нехватки времени. Постепенно одиночество стало частью привычного для него порядка, и Альберту все менее хотелось его нарушать. Порядок, одиночество, порядок… Лишь смутное опасение, что в жизни можно потерять нечто ценное, предназначенное только ему, заставляло продолжать поиск. Последнее знакомство, непрочное, как все курортные романы, прошумело и ушло в небытие всего пару дней назад. Теперь Альберт возвращался домой. Огорчения он не испытывал — закономерные финалы не вызывают эмоций.
Дождь шел. Изредка навстречу выплывали светящиеся круги фар. На притаившийся у обочины черный автомобиль Альберт, скорее всего, не обратил бы внимания, если бы на дорогу не выскочила женщина в желто-зеленом «ядовитом» платье — этот цвет недавно вошел в моду. «Похоже, приключения этого сезона не кончились», — равнодушно подумал Альберт, нажимая на тормоз. Через секунду обладательница «ядовитого» платья вынырнула из дождя возле его окна. Привычным взглядом Альберт окинул ее фигуру — посмотреть было на что. Разглядеть лицо оказалось сложней — ко лбу и щекам прилипли мокрые черные волосы; мешал и дождь.
Было в этой молодой женщине что-то неуловимо загадочное. Что именно, Альберт не знал: она произносила самые обычные слова, а для того, чтобы судить о манерах, нескольких секунд явно не хватало. Тем не менее, такое ощущение оставалось и еще больше усилилось, когда Альберт вышел посмотреть, что случилось с мотором ее машины. Марку автомобиля незнакомки он определить не смог, зато поломка была очевидной — Альберта даже удивила несколько неконкретная формулировка: «что-то произошло». «Да не угнала ли она машину?» — мелькнула у него мысль.
Незнакомка, полуотвернувшись, стояла рядом.
— У вас шатун полетел, — сказал Альберт. — Можете посмотреть. Я помочь ничем не могу.
— Мне неприятно, — медленно произнесла она, явно думая о своем.
— Что именно?
— Неприятно смотреть на его внутренности, — тихо и четко произнесла незнакомка.
Альберт не сразу понял, что она имеет в виду. «Может, она иностранка и плохо знает язык?» — решил он и переспросил:
— Внутренности?
— Да, внутренности, — ответила незнакомка, и Альберт наконец догадался, что речь идет о «внутренностях» автомобиля. Местоимение «его» звучало, как относящееся к человеку.
— «Значит-таки не угнала», — подумалось снова.
— Может, вас подвезти? — предложил Альберт, поеживаясь от холода.
— Нет, спасибо.
— Я себе не прощу, если оставлю вас на дороге, — заявил Альберт, распахивая дверцу своей «Волги».
— Я останусь здесь. Спасибо, — тем же холодным тоном отозвалась женщина.
— Вы же здесь не будете ночевать? Садитесь ко мне. Беру вас на буксир.
Она молча подошла к «Волге» и села на переднее сиденье. Мысленно проклиная дождь и холод. Альберт полез в багажник за тросом и внезапно почувствовал чей-то взгляд. Ощущение было неприятным. Незнакомка сидела к нему спиной, однако странное ощущение чужого, невероятно чужого взгляда, не покидало его все время, пока он возился с тросом.