Фелиси не была красавицей. Она была «очаровательной блондиночкой» — не очень высокой, в меру пухленькой, с тонкой талией, большими голубыми глазами и маленькими детским ручками. Она с детства считалась очень болезненной, хотя всегда была веселой и подвижной. Всегда — но только не при докторе. К его приходу Фелиси даже иногда наносила себе под глазами голубые тени — достаточно легкие, чтобы не портить ее фарфорового личика, но и достаточно заметные, чтобы можно было томно откинуться в креслеи произнести слабым голосом: «Сегодня ночью я так и не смогла сомкнуть глаз, доктор…»
Близилось время его ежедневного визита, и Фелиси сосредоточенно повертелась перед зеркалом, оправляя складки удивительно шедшего ей пеньюара — голубого, воздушного, всего в кружевах и оборочках. Положение больной позволяло ей не делать прическу, но это не значит, что она не завила как следует свои в беспорядке спадавшие на плечи белокурые локоны. Приготовившись надлежащим образом, Фелиси спустилась в сад, чтобы первой встретить доктора в ажурной тени беседки.
Вот он показался на том конце аллеи и приближается стремительными шагами, наклонив вперед большую львиную голову. Вот он заметил среди пестрых пятен света и тени ее голубой пеньюар и повернул в ее сторону резко, уверенно. Только за такого человека и стоит выходить замуж.
— Доброе утро, мисс Фелиси.
— Доброе утро, сэр Гарнвей.
Она протянула ему руку — медленно, ведь это очень красивая рука. Доктор осторожно взял ее запястье двумя твердыми квадратными пальцами, и его узкие губы зашевелились, считая пульс. Фелиси откинулась на ажурную спинку скамейки и полузакрыла глаза.
— Пульс очень слабый, — сказал доктор, отпуская ее руку. — И, должен вам сказать, результаты анализов тоже неутешительны Гемоглобин резко падает, и я не могу понять, почему…
Он умолк, и Фелиси вздохнула — тяжело, с чуть слышным стоном. Он должен понять, что она, такая несчастная и слабая, нуждается в защите…
— Фелиси — означает счастье, — вдруг медленно произнес доктор. — Но куда оно приведет вас, это счастье? — и тут же, без всякой связи с предыдущим:
— Вас часто жалят комары, мисс Фелиси?
Она вскинула глаза. Неужели он заметил этот маленький прыщик на лбу, который она так тщательно припудрила и прикрыла прядью волос? Но если заметил… пусть это только подчеркнет ее беззащитность.
— К сожалению, да, доктор. Иногда я всю ночь не могу уснуть от их ужасного запредельно-высокого звона. В доме столько людей… но они почему-то выбирают именно меня.
Доктор кивнул головой — так, будто услышал именно то, что ожидал, и протянул руку к своему саквояжу. Вот сейчас она, наконец, появится коробка шоколадных конфет, по поводу которой Фелиси уже начала беспокоиться. Удивительно вкусные конфеты «птичье молоко»… Не может быть, чтобы доктор носил их ей только как пациентке.
Но рука доктора вынула из саквояжа вовсе не конфеты, а высокую изящную бутылку, наполненную бордово-красной жидкостью. Неужели вино? В семье Фелиси считалось, что молодая девушка не должна даже знать вкуса вина. Хотя вкус Фелиси, конечно, знала — однажды она попросила Джима дать ей попробовать из своего бокала, и Джим был слишком счастлив, чтобы думать о приличиях.
Джим был безнадежным поклонником Фелиси. Он служил клерком в банке, и в ее глазах это обстоятельство вовсе не уравновешивалось его происхождением из обедневшего графского рода. Кроме того, Джим был безмерно положительным. Он с первого взгляда понравился родителям Фелиси, ее многочисленным родственникам и даже подругам — достаточное основание для того, чтобы не понравиться ей самой.
А вино Фелиси понравилось. И если доктор считает, что оно поможет излечить ее от анемии, она не будет иметь ничего против..
Доктор, принес с собой и бокал — красивый, хрустальный, с серебряной витой ножкой и ободком по краю. В бестрепетно-твердых руках доктора темная тягучая жидкость густой струей перелилась из бутылки в бокал, и неизбежная капелька оставила на пальце красно-коричневый след. Бокал был наполнен почти до краев, и Фелиси осторожно, боясь расплескать, поднесла его к губам.
Нет, это не вино. Солоноватый, чем-то знаковый вкус — он был бы приятнее, если бы бутылку подержали на льду. Фелиси отпила несколько маленьких глотков и поверх бокалавзглянула на доктора — этот томный и чуть-чуть порочный взгляд она переняла в синематографе. Доктор смотрел на нее пристально, выжидающе, и в его глазах снова зажегся так волновавший ее всегда фанатический блеск.
— Вам нравится, мисс Фелиси? — спросил он, и по легкому напряжению в его голосе Фелиси поняла, что речь идет не просто о микстуре. Она поставила бокал на столик и ответила, стараясь, чтобы это звучало как можно двусмысленнее:
— Недурно… но я думаю, что невинной девушке не следует злоупотреблять этим.
В разговоре с доктором Фелиси время от времени подчеркивала свою. невинность, Мало ли что он может подумать про нее с Джимом. А «женщины о прошлым» доктору не могли нравиться — однажды на званом обеде он сказал о них такое, что присутствуй подобная женщина в их. салоне, она покраснела бы до корней волос.
— Лучше бы вы лечили меня шоколадом, — добавила Фелиси, улыбаясь.
Доктор тоже улыбнулся и снова открыл саквояж. На этот раз на свет действительно показались конфеты, и Фелиси забыла о своей роли смертельно-больной беззащитной девушки и с детской радостью вскочила со скамейки.
В тот день Джим снова безуспешно просил ее руки. Мать Фелиси опять указывала на неразумность отказа, но высокопарное утверждение, что Джим готов отнять за нее всю свою кровь, не казалось девушке достаточно убедительным. К тому же бедняга Джим не имел возможности настаивать — после обеда он должен был быть в банке, и торопился напригородный поезд.